Меня долго считали отцом-одиночкой. Сначала я гулял в парке с первым подрастающим сыном – Глебом. Мамы, встречавшие нас в одном и том же месте в один и тот же час, начинали подозревать что-то неладное.
Когда отец гуляет с сыном по субботам и воскресеньям – это советским мамам понятно, потому что в это время у них появляется возможность не разгибаться над корытом. Но когда отец и сын гуляют ежедневно?! Что-то тут в семье не так: в лучшем случае мама ребёнка ушла к другому дяде, в худшем – ушла из жизни.
Так же думали и в детском саду, правда, исключая второй (худший) вариант. Ибо, заполняя обязательную садиковскую анкету, я вписывал данные и о маме ребёнка.
Мне было смешно и неловко – окружающие исключали самый простой и естественный ход событий: папа так строит режим своей жизни, чтобы как можно больше быть со своими детьми. То, что для меня было естественным, как смена времён года, другим казалось, как снег в июле, аномальным.
Уверен, большинство наших женщин думает так до сих пор. И папы, посвящающие детям всё своё свободное время, встречаются не чаще, чем во времена моего раннего отцовства.
Педагоги старой школы твердят с упорством, которому позавидовал бы и лесовоз: ребёнок должен больше общаться с родителями, особенно с матерью. Парадокс теории и практики: мамы сами сетуют на то, что отцы мало времени уделяют детям и – в то же время – уверены, что так и должно быть!
Играю с моим младшим сыном Арсюшкой на морском пляже. Ему два с половиной года. Строим из круглых и плоских камешков гаражи, дороги, объездные пути, виадуки… Управляем всеми принесёнными к морю машинками. Я, не стесняясь окружающих (ведь на отдыхе же!), рычу, как мотор, даю свистки, как паровоз, пускаю трель, как постовой… Сын предъявляет мне, «полисмену», «водительские права» – показывает мокрую от волн, липкую от соли ладошку. Читаю тревогу на его лице. Сравниваю внешность «нарушителя дорожного движения» с «фотографией» на счастливой ладошке. Делаю мягкое внушение…
Проходит минута – и вокруг нас собирается стайка карапузов с автомобилями и совками в руках. От двух до двенадцати лет. Дорожно-гаражное строительство на южном берегу Крыма расширилось…
Разве мать, женщина, смогла бы так завести пацанов?
Мамашки сидят поодаль в слезах умиления, которые едва маскируют тёмные солнечные очки и брызги нежного шторма. А чего умиляться? Это не педагогическая аномалия, а воспитательная норма. Мальчишке важнее и ближе тот, кто его лучше понимает. Как, впрочем, и девчонке. А потому мои жена и дочь в тот момент были заняты сами собой. Вечером они отправились на прогулку в Мисхор, а мы с малышом продолжили наши игры на спортивной площадке.
С младшим – Арсюшей – как будет, не знаю, а со старшим было так. Мальчишки нашего двора заходили играть в футбол не столько за Глебом, сколько за мной: «Дядя Серёжа, а вы выйдете?» Аномалия? Возможно. Но со знаком плюс. Выходили и сражались дотемна. Часто в ущерб моей писанине. Но зато я видел сына в действии, в нешуточном сражении. Видел, как он сдерживает слёзы от обидного гола. Как ликует, если красиво забил. Как терпит подножку, как держит удар исподтишка…
Мы всегда играли в одной команде – это важно. И всегда побеждали. Потому что мы были – семья, а наши соперники – собранные по двору одиночки.
Самой дорогой реликвией в нашей квартире для нас с сыном был обыкновенный пластмассовый кубок, покрытый серебряной краской. Его вручила нам классный руководитель Глебиного класса за победу в школьных соревнованиях «Семейные старты». Мы соревновались вдвоём, без мамы, но отдувались за троих – очки начислялись и за результат, и за «количество участников». Я был молодой папа, имел фору лет в пять-десять перед многими другими отцами. Это принесло нам победу.
Когда я выйду на подобные старты с подрастающим младшим сыном, фора лет в 20 будет у других пап-соперников. Шансов на победу не будет, но я всё равно выйду на старт. А вот в дыр-дыр на пустыре или в хоккейной коробке перед окнами мы с его сверстниками ещё пободаемся.
«Детей нет, – писал Януш Корчак, – есть люди, только с иным масштабом мыслей и чувств. Помни, что мы их не знаем…» Мысль известного польского педагога настолько точна, что, зеркально отражённая, тоже становится афоризмом: отцов нет, есть те же дети, только с другим масштабом мыслей, чувств и опытом.
Матерями рождаются – отцами становятся. Ребёнок появляется на свет с любовью к матери – отцу такая любовь и не снилась. А потому ему (отцу) в известном смысле сложнее. Не надо ставить целью завоевать любовь сына, овладеть его сердцем во что бы то ни стало, любыми средствами. Надо просто и без натуги жить в его пространстве. Передавать ему свои навыки, учить тому, что сам умеешь.
Словом, сын обязательно должен входить в круг жизненно необходимых интересов отца. Отцу надо стараться как можно дольше дышать воздухом сына.
Сергей Николаевич НИКОЛАЕВ