Я назвал только три наших любимых места на Вологодской земле – Спас Каменный, Усть-Печеньгу и Опоки. Больше десяти лет мы ездим сюда, ежегодно прибавляя к нашему списку всё новые и новые реки, сёла, леса и озёра
Давно и со стыдом мы поняли: родную сторонушку, с которой, как известно, и ворона мила, мы не знаем вообще. Ворон мы навидались всяких: парижских, берлинских, римских, азиатских, даже в Африке было что-то похожее. Вряд ли все они были из России, конечно, но основное своё предназначение эти птички выполнили: видя их и вспоминая пословицу, мы вынуждены были признать, что, стремясь познакомить детей с миром, не приметили родного слона, Россию-матушку. И что толку в том, что они здорово разбираются, скажем, в Дрезденской галерее или знают, как пройти к Колизею или ещё куда, если упоминание о, предположим, Вологодчине оставляет их спокойно-равнодушными? Да и по себе заметили: схему парижского метро знаем наизусть, а в родном питерском вдруг пришлось спрашивать. Забыли! Всё, ребята, стоп: пока Россию не узнаем, свой дом не выучим, нечего по соседям бегать.
Взять ту же вологодскую землю – это ж благодать для любознательных путешественников. В одиночку ли, вдвоём, семьёй – всегда есть что открыть, чему порадоваться. Знакомые кривились, услышав о нашем решении: «Чего вы там не видели-то? Обычная глухомань», и вставляли пару весьма скупых своих познаний о Русском Севере. Откуда эти недопознания только берутся! Мы решили не гневаться, а доказать, в первую очередь самим себе, что Русский Север, земля Северной Фиваиды, не только небезынтересна, но и полезна – как для души, так и головы и тела. Лет 15 уже путешествуем – ни разу не пожалели.
Лето и ранняя осень, конечно, больше всего располагают к походам и поездкам. Дети открыли для себя, что это такое – костёр в сосновом или еловом лесу, песни у костра ночью. С изумлением обнаружили в прошлом году, что запечённая в углях картошка вкуснее магазинных пирожных. Вытянули пару окуней из Кубенского озера – устроили праздник ухи. Мерзкие комары, правда, пытались этот праздник испортить, но мы им в отместку отправились на Спас Каменный, островок в этом озере, где живут отец Дионисий с братией и тихо-мирно восстанавливают древнейший в наших краях монастырь. Подревнее Соловков и Валаама, между прочим. Увидел нашу банду, аж закричал от радости: «Вот кто будет сейчас мою рыбу копчёную поедать! Паломников целый день не было, а мы тут наловили-наготовили. Будете есть?» Мы смиренно всё и поели, саранча паломническая. Но отец Дионисий только улыбался. А потом была тихая, по-доброму строгая всенощная – мы не заметили, как и время пролетело. Будто в другом мире побывали. А батюшка и говорит: «Как это – “будто”? Это и есть другой мир. Настоящий». Прав отец Дионисий. Настоящий мир – без тупого мира, где «всё включено», без воплей, без жирных, похожих на сардельки, туловищ на пляже, где идёт битва за лежак. Вместо этого здесь дети учатся, да что скрывать, и сам вспоминаешь и учишься! – умению жить вместе, считаться друг с другом, помогать, обычным навыкам жизни на природе, где, оказывается, и ноги могут промокнуть, и чай надо самому заваривать, и рыбу поймать-вычистить-поджарить. Вот эту «настоящесть» мы и полюбили.
Вологодчина такая интересная, что, несмотря на наше горячее желание, даже стремление съездить на Сахалин и вообще подальше, всё никак не выкроим время для такой поездки – каждое новое открытие, сделанное здесь, заставляет тебя пристальнее всматриваться в историю, лингвистику, этнографию. Так и получается, что уж если у нас отпуск с каникулами, то проводим их в краю, где все говорят на «о», точнее, бают.
Открыли для себя Сухону. К радости своей узнали, что не одиноки мы в нашем стремлении узнавать Россию. Сейчас по рекам Вологодчины, по Сухоне в первую очередь, стали очень активно путешествовать на плотах. Как делают многие: мастерят огромный плот, для его манёвренности делают по днищу «подушку» из пластиковых бутылок (несколько тысяч), на плот грузят всё – от палаток до бани – и вперёд, в Великий Устюг, а то и дальше, к трескоедам (это архангельские, но они не сильно на вологодских обижаются за такое прозвище). Идёшь по Сухоне, смотришь – Покровский храм в селе Усть-Печеньга. Пристаёшь, выходишь на берег. Тут одна из главных заботниц о храме, Жанна Станиславовна Федукова, тебе расскажет, что эта церковь с мраморным иконостасом, построенная тотемскими купцами, которые во время оно осваивали Аляску, не закрывалась никогда, она перенесла даже советские гонения. Расскажут, например, о том, как на Пасху 1946 года, когда не было нигде священника, и люди, пришедшие или приехавшие сюда за 200 километров, отчаялись, что не смогут встретить Христово Воскресение за литургией, одна женщина случайно встретила батюшку, идущего после освобождения из ГУЛАГа и страдающего, что ему негде переночевать сегодня, не говоря уж про то, что негде жить, что, несмотря на все трудности, он не может не возблагодарить Христа за освобождение. «А ты кто?» – «Священник. Иду из лагеря». – «Будешь у нас жить и служить?» – «Как?! Ещё церкви остались?!» – «Дак да. Пошли служить – люди ждут!» Как говорят местные, кто знает эту историю, пасхальные приветствия смешивались со слезами – священника и прихожан. Он так там и остался, там служил, там и скончался.
Поднимешься на крутой берег, перед глазами открывается такой тихий, но мощный, величественный вид, что ещё и ещё раз радуешься: хорошо, что дети с тобой. Примолкнут, главное, впитывают в себя эти мощь и свет, глаза распахнут – не зря, не зря от турецких или египетских пляжей отказались.
А Опоки? До Устюга ещё идти и идти (это и хорошо), но по пути ты вдруг оказываешься одновременно в прошлом – дальнем-предальнем и совсем ещё свежем. Шестьдесят метров обрыва, где обнажаются породы древнего пермского периода, где палеонтологи всё ещё настойчиво и небезуспешно трудятся над поисками всяких динозавров. Здорово вместе с детьми читать первые главы Библии о творении мира, когда Библия перед тобой не на бумаге, а в виде обрывов, динозавров и палеонтологов!
Грустнее делается, когда ты погружаешься в историю новейшую, с которой детей в нынешней оптимизированной школе уж точно не познакомят: на острие мыса у Опок находится крест с надписью: «Без вины страдавшим». Тут в сороковых годах был концлагерь – крестьяне, интеллигенция, рабочие, студенты, военные, священство. И по рассказам местных ты узнаёшь, как сюда свозили узников: кому повезло, тех высаживали здесь, и они выполняли рабский труд. Кому не повезло, тех топили вместе с баржами. Оптимизация всея Руси… Так ты вживую начинаешь читать историю Отечества, знакомишься с новомучениками и исповедниками, понимаешь, что это не красивые слова о подвиге, не легенды, а – вот, руку только протяни, прикоснись. И повзрослевшие дети серьёзны.
А местные, из тех, кто остались в сёлах и деревнях, могут рассказать и весёлые истории, конечно. Чего-чего, а этого здесь хватает. Познакомившись поближе с особенностями их характера, уверяем, что с огромной долей вероятности главными героями их следующих весёлых историй станете вы сами. Но мы поступаем по примеру «трескоедов» – не обижаться же, если можно улыбнуться, да ещё и по-доброму!
Я назвал только три наших любимых места на Вологодской земле – Спас Каменный, Усть-Печеньгу и Опоки. Больше десяти лет мы ездим сюда, ежегодно прибавляя к нашему списку всё новые и новые реки, сёла, леса и озёра. В прошлом году, например, мы были потрясены Онежским озером, видом на него с Андомской горы, что под Вытегрой. Мой шурин, который местом творческого отдыха избрал для своей семьи именно Онегу, постоянно со мной спорит – требует, чтобы мы почаще ездили именно сюда. Я ему вещаю про Кубенское озеро. Поспорив всласть, вспоминаем, что есть ещё Белое, Воже и уйма всего другого, и начинаем строить планы на каникулы осенние или зимние. Дети мудро смеются в сторонке над папами и дядьками. А пусть! Даст Бог, ещё выберемся. Россия-то, если вдуматься, действительно необъятная – хорошо бы в эту светлую необъятность сыновей с дочками окунуть. В любое время года, кстати. Чего и вам желаю!
Пётр Михайлович ДАВЫДОВ
Вологда